Очерк второй менгу-тимур, или первый хан. Золотая орда и хан менгу-темир А было ли иго

А теперь куда?

Ужинать. Когда я сказал тебе, что не голоден, я солгал.

Кто как, а я в подобных обстоятельствах совершенно не способен заявить, что устал и хочу домой. Даже когда это чистая правда.

Поэтому домой я вернулся уже в предрассветных сумерках, как и положено безответственному тунеядцу и прожигателю жизни, в которого я искренне надеюсь когда-нибудь превратиться. А более-менее сносно притворяюсь уже прямо сейчас.

Думал, все уже давным-давно спят. Отчасти это оказалось верно, по крайней мере, собаки совершенно точно где-то дрыхли, и никто не стал сшибать меня с ног, а потом с энтузиазмом тащить на утреннюю прогулку. Так уж мне сегодня повезло.

Однако в гостиной сидела тощая рыжая девица, конопатая, глазастая, скуластая и, в целом, чрезвычайно симпатичная. Сперва я её недоумённо разглядывал, прикидывая: кто такая, откуда взялась? И что такое ужасное должно было стрястись в её жизни, чтобы она побежала не в Дом у Моста, а прямиком ко мне? Всё же репутация у меня, прямо скажем, неоднозначная, ещё со старых времён, когда Джуффин с Кофой вовсю развлекались, выдумывая обо мне легенды, которые должны были хоть немного уравновесить мой несолидный облик и местами вздорный, а всё же слишком лёгкий для Тайного Сыщика характер.

И только несколько секунд спустя я наконец опознал Базилио. Не то чтобы я действительно забыл, что леди Сотофа нынче ночью превратила наше чудище в юную леди, просто знание это пока оставалось сугубо теоретическим. Я ещё не успел по-настоящему осмыслить тот факт, что теперь в моём доме стало одним человеком больше. И одним условным василиском меньше. Что, строго говоря, даже немного досадно, я как раз окончательно привык к его кошмарному облику. И тут вдруг - здрасьте пожалуйста, начинай сначала. А ведь к человеку обычно гораздо трудней привыкнуть, чем к самому ужасному чудищу. По крайней мере, мне.

Ты чего не спишь? - наконец спросил я.

И тут же сам понял, насколько это глупый вопрос. Если бы меня из чудовища в человека превратили, я бы поначалу не то что спать, а даже в кресле спокойно сидеть не смог. Бегал бы небось по потолку с воплями, восторженными и паническими вперемешку.

Впрочем, побегать у Базилио не было никаких шансов: на коленях у нее устроились Армстронг и Элла, а из-под такого груза фиг выберешься, мне ли не знать.

При моём появлении она просияла, как будто увидела доброго волшебника.

Впрочем, если разобраться, я и есть волшебник. В некотором смысле даже добрый. Иногда. Но в тот момент так растерялся от её радости, что задал ещё один глупый вопрос:

Может быть, ты голодная?

Как заботливая бабушка, честное слово.

Бывшее чудовище отрицательно помотало рыжей головой.

Наоборот, - сказала она. - Сэр Джуффин перед уходом предупредил Трикки и Меламори: "Не увлекайтесь пирожными, а то бедный ребёнок у вас обожрётся до полного изумления". Похоже, именно это со мной и произошло. Наверное сэр Джуффин наделён пророческим даром.

Этого у него не отнимешь, - согласился я. - А где, собственно, твои кормильцы?

Пошли спать. Вообще-то, сперва они уложили спать меня. И даже немножко со мной посидели. Я видела, что они очень устали, и притворилась, что уснула, чтобы их не задерживать. Правда, потом об этом пожалела. Мне почему-то стало страшно одной. Хотя я была не совсем одна, а с кошками. Но всё равно страшно.

Страшно - что именно?

Вообще всё! - упавшим голосом призналась Базилио. - Я же ещё никогда не спала в человеческом виде. Наверное мне теперь должен присниться настоящий человеческий сон? Ужасно интересно, как это, но всё равно страшно. Потому что в первый раз. Но гораздо больше я боюсь, что во сне превращусь обратно…

Понимаю, - кивнул я. - Сам бы на твоём месте тоже боялся. Но на самом деле об этом и речи быть не может. Леди Сотофа Ханемер никогда не халтурит. Уж если заколдовала, то заколдовала, точка.

Леди Сотофа Ханемер, - мечтательно повторила Базилио. - Такая удивительная, прекрасная леди! А она ещё когда-нибудь сюда придёт?

Не знаю, - честно сказал я. - Вообще-то, у неё очень много дел. С другой стороны, как раз нынче ночью она говорила, что без дружбы жизнь теряет всякий смысл. Так что у нас с тобой есть шанс снова её тут увидеть. Ну или получить приглашение на кружку камры в её саду, тоже неплохо.

Это было бы потрясающе. Я ещё никогда в жизни не ходил… не ходила в гости. И слушайте, я же, получается, вообще почти ничего никогда в жизни не делала! Ну, такого, что обычно делают люди. И теперь ужасно боюсь не справиться.

До сих пор?!

Конечно, до сих пор. Например, я ещё никогда в жизни не рассказывал о себе чудовищу, только что превратившемуся в красавицу. Не было такого, клянусь! Ты у меня первая.

Базилио неуверенно улыбнулась. Я понял, что надо продолжать.

А пару часов назад я впервые в жизни наблюдал, как один удивительный дом превращается в другой, ещё более удивительный. Перед этим впервые в жизни провожал домой леди Сотофу - обычно-то она Тёмным Путём уходит, или ещё как-нибудь исчезает. А нынче днём я впервые в жизни попал в лапы уличной гадалки и увидел Пророческий сон. Как тебе такой список? И учти, это был, по моим меркам, очень спокойный день, заполненный исключительно удовольствиями и дружеской болтовнёй.

То есть, обычно у вас всё ещё более удивительно? - восхитилась Базилио.

Да, - признался я.

И не соврал.

А что вы делаете, чтобы не очень волноваться? - спросила она. - Чтобы уснуть можно было. И вообще…

Впрочем, всегда можно просто сказать правду.

Штука в том, что я обычно очень устаю. Когда уже на ходу засыпаешь, не до волнений, лишь бы до подушки добраться. Поэтому ты сейчас не спеши в постель. Сиди тут, или в кабинете - где хочешь, там и устраивайся. Я бы с радостью составил тебе компанию, но сил уже нет, прости. Поэтому займись чем-нибудь интересным. Почитай, например.

Точно! - просияла она. - Мне же Трикки книжку оставил. Про то, как делать чудеса. Я могу поучиться колдовать.

Я внутренне содрогнулся, вообразив возможные последствия. Но виду не подал, потому что выказывать недоверие к новичку - худшее, что может сделать старший. Бодро сказал:

Отличный план. Только сперва очень внимательно всё прочитай. И перечитай, чтобы ничего не пропустить. А ещё лучше, выучи наизусть. Настоящие колдуны всегда знают все нужные заклинания наизусть, а ты чем хуже?

Ничем? - робко спросила Базилио.

Правильный ответ, молодец. Вот и зубри, пока не свалишься от усталости. Рано или поздно это случится, верь мне. Со мной, например, уже случилось. Вот только что, у тебя на глазах.

С этими словами я картинно пошатнулся и плюхнулся на ковёр.

Но иногда обстоятельства вынуждают нас становиться героями.

Ладно, - сказал я, переползая с ковра на диван. - Буду спать здесь. Но только при одном условии. Вернее, условий целых три. Во-первых, так будет не всегда, а только сегодня. В честь твоего первого человеческого дня. Потом я снова переберусь в свою спальню, договорились?

Конечно, - согласилась Базилио. - Я наверное быстро привыкну. Я постараюсь!

А во-вторых, ты принесёшь мне какое-нибудь одеяло. Потому что у меня уже нет сил за ним идти. Честно.

Я сейчас! - воскликнула она.

Раздалось недовольное мяуканье Армстронга и Эллы, которых по такому случаю ссадили с колен на пол. Буквально минуту спустя я почувствовал, что меня заботливо кутают, как младенца. Это было так здорово, что я сразу смирился с размерами дивана и всеми прочими неприятностями, уже наступившими и грядущими - авансом, примерно на полгода вперёд.

Мать Хучухадунь [d] Супруга Absh Khatun [d]

В 1266 году хан Менгу-Тимур разрешил генуэзцам через своего наместника в Крыму , племянника Оран-Тимура, селиться в Кафе , вследствие чего оживилась крымская торговля и увеличилось значение самого Крымского полуострова и его столицы города Солхата .

Одновременно, в 1268 году, хан Менгу-Тимур развязал войну с монгольским ильханом Ирана Абакой за Азербайджан . В этой войне правителя Золотой Орды поддержал мамлюкский султан Египта и Сирии Бейбарс I . Год спустя между ханом Менгу-Тимуром и Абакой был заключен мирный договор.

Противник хана Менгу - Тимура - ильхан Ирана Абака

В 1269 году по просьбе новгородцев хан Менгу-Тимур прислал в Великий Новгород войско для организации похода на ливонских рыцарей - крестоносцев , причём одной военной демонстрации у Нарвы было достаточно для заключения мира «по всей воле новгородской» . В Никоновской летописи это было описано так: …князь велики Ярослав Ярославич, внук Всеволожа, посла к Володимерю собирати воинства, хотя ити на немци, а собрася сила многа, и великий баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша, и то слышавше немци устрашишася, и вострепетавше прислаша дары послы своя, и добиша челом на всеи воли его, и всех подариша, и великого баскака, и всех князей татарских и татар; зело бо бояхуся и имени Татарского. И тако всю волю сътворивше великого князя Ярослава Ярославича, и Наровы всея отступишася и полон весь возвратиша (ПСРЛ, т. X, стр. 147).

Примирение великого князя владимиро - суздальского Ярослава Ярославича Тверского с новгородцами также произошло с помощью послов Менгу-Тимура - об этом говорит «Договорная грамота Новгорода с тверским великим князем Ярославом Ярославичем» от 1270 года : Се приехаша послы от Менгу Темеря цесаря / цря сажатъ Ярослава съ грамотою Чевгу и Баиши.

В 1270 году по приказу Менгу-Тимура был казнён рязанский князь Роман Ольгович Святой , который вступился за своих подданных и, согласно доносу, осуждал веру хана, поэтому должен был понести наказание в соответствии с религиозным законодательством Ясы - его заживо разняли по суставам .

В 1274 году при Менгу-Тимуре состоялся поход на Северный Кавказ, в ходе которого произошло разорение яского города Дедяков . В походе участвовали и русские княжеские полки.

В 1275 году хан Менгу-Тимур оказал поддержку королю Руси Льву Даниловичу Галицкому в боевых действиях против великого литовского князя Тройдена . При этом в данном походе также приняли участие другие русские князья, зависимые от власти Золотой Орды, например, черниговский князь Роман Михайлович Старый .

Менгу-Тимур продолжал политику своих предшественников по укреплению самостоятельности и повышению влияния улуса Джучи в составе Монгольской империи . По его указу была проведена перепись на Руси с целью упорядочения сбора дани . Правительство Менгу-Тимура предприняло меры, направленные на укрепление власти хана в улусе Джучи: остальные ханы не получали основных средств. Аппарат имперских чиновников, созданный для сбора дани с подвластных территорий, потерял своё значение - теперь дань непосредственно поступала к самому хану. Русские, мордовские, марийские князья (и князья других народностей Золотой Орды) получили вместе с ярлыком финансовый реестр для сбора золотоордынской дани, которой облагались и жители Золотой Орды. Они делились на две категории: горожане (не участвующие в войнах), которые платили десять процентов от прибыли, и кочевники (пополнявшие войско), выплачивающие сотую часть прибыли .

Менгу-Тимур начал чеканить монету со своей тамгой в городе Булгаре . Строились новые города: Аккерман (ныне Белгород-Днестровский), Килия (самый западный город Золотой Орды, находившийся в нескольких десятках километров от Чёрного моря), Тавань (в 40 км выше Херсона), Кырк-Ер (недалеко от Бахчисарая), Солдайя (Судак), Азак (Азов), Сарайчик (в 60 км выше современного Атырау), Искер (близ Тобольска) и другие. В годы правления Менгу-Тимура в Крыму была основана генуэзская колония Кафа .

При нём татары вместе с русскими князьями совершили походы на Византийскую империю (около 1269-1271), в Литву (1274), на Кавказ (1277). В 1281 году войско Менгу-Тимура участвовало в сражении с мамлюками в Сирии (между Хамой и Хомсом). Битва закончилась без явного победителя; понеся большие потери, обе стороны отступили.

Отношение к Русской православной церкви

От имени Менгу-Тимура написан первый из дошедших до нас ярлыков от 1267 года об освобождении Русской православной церкви от уплаты дани Орде . Это своего рода хартия неприкосновенности для русской церкви и духовенства - в начале ярлыка было помещено имя Чингисхана . Надо заметить, что следуя заповедям Ясы Чингисхана, ханы и до Менгу-Тимура не включали русских настоятелей, монахов, священников и пономарей в число «сосчитанных» во время переписи (Лаврентьевская летопись). Теперь же в ярлыке были утверждены привилегии духовенства как широкой общественной группы, включая и членов семей; церковные и монастырские земельные угодья со всеми работающими там людьми не платили налога; и все «церковные люди» были освобождены от военной службы.

Мусульманские купцы прекратили занимать должности налогосборщиков (баскаков) среди крестьян. Оскорбление (клевета, поношение) православной религии (в том числе со стороны мусульман) каралось смертью. Ордынским чиновникам запрещалось под страхом смерти забирать церковные земли, требовать выполнения какой‑либо службы от церковных людей.

Льготы Менгу-Тимура православной церкви по сравнению с ярлыками его предшественников были так велики, что в Московском Летописном своде конца XV века прямо написано: ... умре царь татарский Беркаи, и бысть ослаба христианом от насилие бесермен .

За дарованные привилегии от русских священников и монахов требовали молить Бога за Менгу-Тимура, его семью и наследников. Особо подчёркивалось, что их молитвы и благословения должны быть ревностными и искренними. "А если кто-то из священнослужителей будет молиться с затаённой мыслью, то он совершит грех." Можно предположить, что текст ярлыка был составлен совместно Менгу-Тимуром (или его главным монгольским секретарём) и епископом Сарая Митрофаном, представлявшим русское духовенство. А если так, то моральная санкция против неискренней молитвы, должно быть, была сформулирована этим епископом.

Благодаря этому ярлыку, а также ряду последующих, русское духовенство составляло привилегированную группу, и именно этим была заложена основа церковного богатства. Об этой странице в истории Русской православной церкви было хорошо известно образованным людям XIX века, например поэту А. С. Пушкину , который в своём письме к П. Я. Чаадаеву писал: Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности.

При хане епископ Афиноген из Сарая был назначен главой татарской (волжско-булгарской) делегации, направленной в Константинополь , то есть фактически он стал послом Золотой Орды. Известно правило тех времен, что если член правящей династии Орды становился православным христианином, то он не терял свои права и собственность.

Отношения Менгу-Темура с русскими князьями были относительно хорошими именно из-за его положительного отношения к православной религии. Эта веротерпимость была прописана в Ясе Чингисхана: Чингис Хан не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, то уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. , чему должны были следовать все правители монголов, но не все следовали, особенно после принятия ислама в Орде. Но сам хан Менгу-Тимур был последователем традиционной монгольской религии - Тенгрианства и поэтому смог сбалансировать религиозную политику Золотой Орды.

Семья Менгу-Тимура.

  1. Олджей-хатун, дочь Бука-Тимура, сестра Олджей-хатун.
  2. Абиш-туркан, дочь фарсского атабека Са"да, сына атабека Абу-Бекра, мать Курдучин.
  3. Ноджин-хатун, дочь Дурабай-нойона.

Дочери: (у Менгу-Тимура было множество дочерей, приводятся только известные по летописи):

  1. Курдучин (старшая царевна) - жена керманского султана Джелаль-ад-дина Союргатмиша, жена эмир Саталмиш сына Боралиги, жена Тогая.
  2. № - жена эмира Сутая-ахтачи.
  3. Ара-Кутлуг - жена Тарагай-гургена, жена Доладая-эюдэчи.
(1282 )

Менгу́-Тиму́р (в русских летописях - Мангутемир ; ум. ок. ) - хан улуса Джучи (Золотой Орды) ( -), ставшего при нём формально независимым от Монгольской империи . Сын Тукана, внук Бату , преемник Берке .

Жизнеописание

Во время его правления началось усиление власти темника Исы Ногая . Тестем Ногая был византийский император Михаил VIII , а сын Ногая Чака был женат на дочери куманского правителя Болгарии. Менгу-Тимур уговорил Ногая держать свои штаб-квартиры в Курске или Рыльске и занимать пост ордынского наместника (темника, воеводы-беклярбека) на Балканах .

Менгу-Тимур разрешил генуэзцам через своего наместника в Крыму , племянника Оран-Тимура, селиться в Кафе , вследствие чего оживилась Крымская торговля и увеличилось значение полуострова и его столицы Солхата .

В 1269 году по просьбе новгородцев Менгу-Тимур прислал в Новгород войско для организации похода на ливонских рыцарей , причём одной военной демонстрации у Нарвы было достаточно для заключения мира «по всей воле новгородской» . В Никоновской летописи это было описано так: …князь велики Ярослав Ярославич, внук Всеволожа, посла к Володимерю собирати воинства, хотя ити на немци, а собрася сила многа, и великий баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша, и то слышавше немци устрашишася, и вострепетавше прислаша дары послы своя, и добиша челом на всеи воли его, и всех подариша, и великого баскака, и всех князей татарских и татар; зело бо бояхуся и имени Татарского. И тако всю волю сътворивше великого князя Ярослава Ярославича, и Наровы всея отступишася и полон весь возвратиша (ПСРЛ, т. X, стр. 147).

Также по приказу Менгу-Тимура был казнён в 1270 году рязанский князь Роман Ольгович , который вступился за своих подданных и, согласно доносу, осуждал веру хана, поэтому должен был понести наказание в соответствии с религиозным законодательством Ясы - его заживо разняли по суставам . В 1274 году поход на Кавказ и разорение яского города Дедяков . В походе участвуют и русские полки.

В 1275 году хан оказал поддержку галицкому князю Льву Даниловичу в боевых действиях против литовского князя Тройдена .

Менгу-Тимур продолжал политику своих предшественников по укреплению самостоятельности и повышению влияния улуса Джучи в составе Монгольской империи . По его указу была проведена перепись на Руси с целью упорядочения сбора дани . Правительство Менгу-Тимура предприняло меры, направленные на укрепление власти хана в улусе Джучи: остальные ханы не получали основных средств. Аппарат имперских чиновников, созданный для сбора дани с подвластных территорий, потерял своё значение - теперь дань непосредственно поступала к самому хану. Русские, мордовские, марийские князья (и князья других народностей Золотой Орды) получили вместе с ярлыком финансовый реестр для сбора золотоордынской дани, которой облагались и жители Золотой Орды. Они делились на две категории: горожане (не участвующие в войнах), которые платили десять процентов от прибыли, и кочевники (пополнявшие войско) выплачивающие сотую часть прибыли .

Менгу-Тимур начал чеканить монету со своей тамгой в городе Булгаре . Строились новые города: Аккерман (ныне Белгород-Днестровский), Килия (самый западный город Золотой Орды, находившийся в нескольких десятках километров от Чёрного моря), Тавань (в 40 км выше Херсона), Кырк-Ер (недалеко от Бахчисарая), Солдайя (Судак), Азак (Азов), Сарайчик (в 60 км выше современного Атырау), Искер (близ Тобольска) и другие. В годы правления Менгу-Тимура в Крыму была основана генуэзская колония Кафа .

При нём татары вместе с русскими князьями, совершили походы на Византию (около 1269-1271), в Литву (1274), на Кавказ (1277).

Отношение к православной церкви

От имени Менгу-Тимура написан первый из дошедших до нас ярлыков от 1267 года об освобождении русской церкви от уплаты дани Золотой Орде. Это своего рода хартия неприкосновенности для церкви и духовенства Руси - в начале ярлыка было помещено имя Чингисхана , для пущего усиления документа. Надо заметить, что следуя заповедям Ясы Чингисхана, ханы и до Менгу-Тимура не включали русских настоятелей, монахов, священников и пономарей в число «сосчитанных» во время переписи (Лаврентьевская летопись).

Теперь же в ярлыке были утверждены привилегии духовенства как широкой общественной группы, включая и членов семей; церковные и монастырские земельные угодья со всеми работающими там людьми не платили налога; и все «церковные люди» были освобождены от военной службы. Мусульманские купцы прекратили занимать должности налогосборщиков среди крестьян и оскорбление (клевета, поношение) православной религии (в том числе со стороны мусульман) каралось смертью. Ордынским чиновникам запрещалось под страхом смерти забирать церковные земли, требовать выполнения какой‑либо службы от церковных людей. Запрещалась даже хула на церковь! Льготы Менгу-Тимура православной церкви по сравнению с ярлыками его предшественников были так велики, что в Московском Летописном своде конца XV века прямо написали: ... умре царь татарский Беркаи, и бысть ослаба христианом от насилие бесермен .

За дарованные привилегии от русских священников и монахов требовали молить Бога за Менгу-Тимура, его семью и наследников. Особо подчеркивалось, что их молитвы и благословения должны быть ревностными и искренними. А если кто-то из священнослужителей будет молиться с затаённой мыслью, то он совершит грех (Перевод ярлыка Менгу-Тимура русской церкви на древнерусский язык в книгах: Григорьев, Ярлыки, cc. 124-126; Приселков, Ярлыки, cc. 94-98.) Можно предположить, что текст ярлыка был составлен совместно Менгу-Тимуром (или его главным монгольским секретарём) и епископом Сарая Митрофаном, представлявшим русское духовенство. А если так, то моральная санкция против неискренней молитвы, должно быть, была сформулирована этим епископом.

Благодаря этому ярлыку, а также ряду последующих, русское духовенство составляло привилегированную группу, и именно этим была заложена основа церковного богатства. Об этой странице в истории РПЦ было хорошо известно образованным людям XIX века, например поэту А. С. Пушкину , который в своём письме к П. Я. Чаадаеву писал: Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности.

При хане епископ Афиноген из Сарая был назначен главой татарской (Волжско-булгарской) делегации, направленной в Константинополь , то есть фактически он стал послом Золотой Орды. Известно правило тех времен, что если член правящей династии Орды становился православным христианином, то он не терял свои права и собственность.

Отношения Менгу-Темира с русскими князьями были относительно хорошими именно из-за его положительного отношения к православной религии. Эта веротерпимость была прописана в Ясе Чингисхана: Чингис Хан не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, то уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. , чему должны были следовать все правители монголов, но не все следовали, особенно после принятия ислама в Орде. Но сам хан Менгу-Тимур был последователем традиционной монгольской религии и поэтому смог сбалансировать религиозную политику Золотой Орды.

Напишите отзыв о статье "Менгу-Тимур"

Примечания

Литература

  • Вернадский Г. В. = The Mongols and Russia / Пер с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой. - Тверь, М.: ЛЕАН, АГРАФ, 1997. - 480 с. - 7000 экз. - ISBN 5-85929-004-6 .
  • Греков Б. Д. , Якубовский А. Ю. . - М., Л.: Издательство АН СССР, 1950.
  • Егоров В. Л. / Отв. редактор В. И. Буганов. - М .: Наука, 1985. - 11 000 экз.
  • Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом / Отв. редактор В. А. Ромодин. - М .: Наука, 1966. - 160 с.
  • Камалов И. Х. Отношения Золотой Орды с хулагуидами / Пер. с турецкого и науч. ред. И. М. Миргалеева. - Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2007. - 108 с. - 500 экз. - ISBN 978-5-94981-080-4 .
  • Мыськов Е. П. Политическая история Золотой Орды (1236-1313 гг.). - Волгоград: Издательство Волгоградского государственного университета, 2003. - 178 с. - 250 экз. - ISBN 5-85534-807-5 .
  • Почекаев Р. Ю. . - СПб. : ЕВРАЗИЯ, 2010. - 408 с. - 1000 экз. - ISBN 978-5-91852-010-9 .
  • Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. - Саранск: Мордовское книжное издательство, 1960. - 1500 экз.
  • Лавреньтьевская летопись. - С. 475.
  • Селезнёв Ю. В. Элита Золотой Орды. - Казань: Издательство «Фэн» АН РТ, 2009. - 232 с.
  • Григорьев. Ярлыки. - С. 124-126.
  • Приселков. Ярлыки. - С. 94-98.

Ссылки

  • Менгу-Тимур - статья из Большой советской энциклопедии .
  • www.hrono.ru/biograf/bio_m/mengu_timur.html

Отрывок, характеризующий Менгу-Тимур

К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.

От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.

Менгу-Темир был сыном Тукана и внуком Бату-хана. Он вошел в историю Золотой Орды как первый правитель независимого государства. К тому времени Золотая Орда отделилась от Монгольской империи. Это проявилось в том, что Менгу-Темир стал чеканить деньги со своим именем, самостоятельно издавать ярлыки и утверждать наместников в собственных владениях.
Уже в начале своего правления Менгу-Темир назначил правителем Крыма одного из сыновей Тока-Темира. Затем он выдал Генуе ярлык на владение городом Кафой (современная Феодосия). Тем самым золотоордынский правитель как бы обозначил, что его политика направлена на установление выгодных торговых связей с другими странами. Именно в этом ярче всего проявился гений Менгу-Темира, хотя он не был обделен и военным талантом.
В те годы наиболее влиятельной личностью в Золотой Орде был темник Ногай. Он кочевал от устья Дуная до берегов Днепра. В его обязанности входил контроль над русскими княжествами, Болгарией и Молдавией. Ногай также оказывал своё влияние на Византию. Темник обеспечил спокойствие на западе Золотой Орды, и в 1266 году Менгу-Темир совершил поход на Булгарское ханство, где два года он утверждал свою власть.
Затем в 1268 году Менгу-Темир развязал войну с иль-ханом Абакой за Азербайджан. В этой войне правителя Золотой Орды поддержал мамлюкский султан Бейбарс. Год спустя между Менгу-Темиром и Абакой был заключен мирный договор.
Вскоре после этого Новгородская летопись и Софийский временник отмечают прибытие в Новгород владимирского князя Святослава Ярославича с полками. Вместе с ним прибыл «баскак велик Володимирьский именем Амраган». Вполне возможно, что именно через него золотоордынский правитель передал ярлык, позволявший Новгороду свободно торговать в Суздальской земле.
Это последнее упоминание в русских летописях появления золотоордынских баскаков на севере Руси. Очевидно, правители Золотой Орды утеряли всякий интерес к этой беспокойной провинции. Известно также, что в 70-х годах XIII века на Руси была проведена новая перепись. Правда, письменные источники не уточняют, в каком именно году это произошло. Да и нет в них прямого указания, кто именно проводил эту акцию.
Ситуацию проясняет ханский ярлык Менгу-Темира. Есть в нем такая строка: «а кто возьмет баскацы наши и княжие писцы и поплужницы и таможницы». Иными словами, речь идет не о ханских сборщиках, а о сборщиках русских князей. Если это так, то можно сказать, что именно с этого времени русские князья начали самостоятельно вести свою внутреннюю политику.
Тем временем Великий хан Хубилай сконцентрировал внимание на войне с Сунской империей. Он лично возглавил поход на Сун, но война затянулась на несколько лет. Это отвлекло его от политических событий, происходивших в самой Монгольской империи, и на исторической арене появился Кайду, правнук Угедэя. Он правил в Бухаре и выступил против Хубилая, но пока не в открытую. Ему необходимо было заручиться поддержкой могущественного союзника, и он начал налаживать связи с Золотой Ордой.
Менгу-Темир поддерживал Кайду в борьбе с Хубилаем. Вместе с тем золотоордынский правитель организовал поход на Византию. Поводом послужило то обстоятельство, что Михаил Палеолог всячески препятствовал установлению связей между Золотой Ордой и Мамлюкским султанатом. Задерживал посольства, чинил иные преграды, но главное заключалось в том, что Византийская империя была союзницей государства Хулагуидов.
Когда иль-хан Абака напал на мамлюков в Сирии, султан Бейбарс обратился к Золотой Орде за помощью. В короткое время были созданы два альянса. В один из них вошли объединенные силы Золотой Орды и мамлюков, которых поддержали Венеция, Якоб Сицилийский и Альфонс Арагонский. В другом альянсе соединились Хулагуиды и генуэзцы при пособничестве папы римского, Людовика IX, Карла Анжуйского и Михаила Палеолога.
Ибн Халдун сообщает, что поход Менгу-Темира на Константинополь закончился тем, что византийский император не принял сражения и попросил мира. Союз был заключен, и его даже скрепили браком. Михаил Палеолог выдал свою внебрачную дочь Ефросинью за темника Ногая.
В сопровождении свиты Менгу-Темир вернулся в столицу Золотой Орды, а темника Ногая он отправил в Болгарию против царя Константина Тиха. Тем самым Ногай оказал неоценимую услугу византийскому императору в борьбе с его давним врагом, и после похода в Болгарию по Византии стали свободно разъезжать золотоордынские воины, о чем сообщает летописец Пахимер. Долгое время местные жители взирали на чужеземцев как на «кару божию». И такое положение сохранялось до самой смерти Менгу-Темира. Тем самым он пресек связи Европы с государством Хулагуидов.
В 1274 году Великий хан Хубилай предпринял попытку завоевать Японию. Однако эта военная акция закончилась полным провалом. Китайские и японские летописцы сообщают, что «Страну восходящего солнца» спасло вмешательство внешних сил. Когда монгольская флотилия уже стояла у берегов Японии, на завоевателей неожиданно налетел «божественный ветер» (камикадзе). Он поднял такой сильный шторм, что опрокинул все корабли Великого хана, и десятки тысяч его воинов оказались на дне океана.
В итоге Хубилай лишился части своей регулярной армии и этим воспользовался Кайду, правитель Улуса Угедэя. В 1275 он заявил о своей независимости и повел борьбу за престол Монгольской империи. Его поддержали потомки Чагатая и монгольская знать в Каракуруме.
Пока на востоке разворачивалась война между Хубилаем и Кайду, золотоордынский правитель организовал поход в Литву. Вскоре после этого в ставку Менгу-Темира приехал Великий князь Василий Ярославович. Русский историк Татищев пишет, что правитель Руси «привез хану по полугривне с сохи, или с двух работников, и что хан, недовольный данью, велел снова переписать людей на Руси».
К сведениям Татищева современные исследователи обычно относятся с недоверием. Однако о визите Василия Ярославовича в ханскую ставку сообщают и другие историки. Смутные свидетельства об этом содержатся и в средневековых рукописях. Правда, то, что русский историк именует «данью», на самом деле следует называть иначе. Эта была плата за услугу, которую Золотая Орда оказала Руси в её борьбе с Литвой. Находит объяснение и «недовольство» хана, если плата была низкой.
Несмотря на это, в следующем году темник Ногай снова прислал своих воинов к Льву Галицкому, и он выступил с ними на Литву, поддержанный Глебом Смоленским и Романом Брянским. Однако после взятия Новогородка, союзники перессорились и отказались идти дальше. На обратном пути воины Ногая подвергли грабежу русские земли.
В том же 1276 году на Руси произошли изменения. Великий князь Василий Ярославович «по возвращении из Орды, преставился в Костроме на сороковом году от рождения». Его место занял Дмитрий Александрович, который до этого правил в Переяславле. Он был утвержден ханом Менгу-Темиром.
Годом позже в Мамлюкском султанате умер султан Бейбарс. Потеря такого сильного союзника не сломила золотоордынского правителя и даже заставила его действовать решительнее. Золотая Орда заняла агрессивную позицию и держала соседей в постоянном страхе. Ей нужен был только повод, чтобы продемонстрировать свою военную мощь.
Такой случай представился вскоре после смерти давнего соперника Византийской империи – правителя Болгарии Константина Тиха. Его «злодейски умертвил» некий Лахан, «славный бродяга и свинопас» - так охарактеризовали его летописцы. Он женился на вдовствующей царице и начал «принимать многих людей, уверяя их, что небо послало его освободить отечество от ига монгольского».
Ногай совершил два набега на болгарские земли, прежде чем ему удалось поймать Лахана. Его привели в походный стан золотоордынского войска и там лишили жизни. Позже под влияние Ногая одно за другим попали три княжества Балканского полуострова: Тырновское, Видинское и Браничевское. Тырновский князь Терентий вынужден был выдать свою дочь за сына Ногая Чоку, а своего сына Светислава отправить по аманату (в заложники) к золотоордынскому темнику.
Параллельно успехам темника Ногая на Балканском полуострове Менгу-Темир совершил поход на Северный Кавказ, где подчинил алан. Примечательно, что в этом походе золотоордынского правителя принимали участие русские князья со своими дружинами. За свои ратные подвиги они должны были получить там земельные наделы, но об этом в письменных источниках не сообщается. Однако, как показывают дальнейшие события, русские князья испытывали постоянный интерес к Северному Кавказу, который нельзя назвать простым любопытством.
Тем временем на востоке Монгольской империи Великий хан Хубилай захватил столицу империи Сун - город Ханьчжоу. Вслед за этим он перебросил часть своего войска против Кайду, и между ними произошли стычки в Кашгаре и Хотане. В итоге воины Хубилая одержали победу, но Кайду не признал себя побежденным и после короткой передышки захватил старую столицу Монгольской империи город Каракорум.
В 1278 году Хубилай отбил Каракорум и завершил завоевание империи Сун. Правда, в то время её престол еще занимал малолетний правитель Ти-пинг. Он правил всего год, и уже в 1279 году его флот был разгромлен в Кантонском заливе близ Гуандуна. Лишь после смерти императора Ти-пинга сунская династия прекратила своё существование, её сменила династия Юань, основателем которой стал Великий хан Хубилай.
В 1279 году после короткого правления двух султанов в Мамлюкском султанате к власти пришел эмир Калаун по прозвищу «Алфи», что означает «Человек-тысяча». Это прозвище он получил в связи с тем, что в своё время султан ас-Салих купил молодого Калауна на рынке рабов за тысячу золотых динаров. Сумма огромная по тем временам, но юноша стоил этих денег. По описаниям его современников, он был «коренастым и широкоплечим человеком с короткой шеей».
Новый правитель взошел на трон под именем Мансур Сейф ад-Дин Калаун. Он хорошо говорил по-тюркски и на языке кабджаки, но не знал арабского. По сведениям египетских летописцев, Калаун был родом из города Судак, который располагался на территории Золотой Орды.
По этому поводу Ал-Макризи сообщает: «Бейбарс родился в Кипчакии в городе Судак, оттуда же родом был его брат Салмиш и султан Калаун». На протяжении всего срока своего правления Калаун поддерживал связь со своей родиной и даже помогал в строительстве мечети.
В 1281 году умер иль-хан Абака. Новым правителем государства Хулагуидов стал Ахмед. Это развязало руки Менгу-Темиру, который до этого был связан с Абакой мирным договором.
Золотоордынский хан послал на Ахмеда восьмидесятитысячное войско во главе с Тукаем и Туркенаем. Они были разбиты в «высотах Карабага». Согласно летописным сведениям, узнав о поражении, Менгу-Темир «крайне огорчился и умер». При этом почти все египетские летописцы сообщают, что Менгу-Темир умер от какого-то злокачественного нарыва в горле.
* * *

Итак, с Менгу-Темиром было связано три важных события в истории Золотой Орды. Во-первых, появилась генуэзская торговая колония в Кафе, сыгравшая огромную роль в истории Крыма. Во-вторых, хан предоставил больше самостоятельности русским князьям, то есть «освободил россов от насилия откупщиков хазарских», как о том повествует русский историк Н.М. Карамзин. И, в-третьих, именно при Менгу-Темире произошло усиление темника Ногая, который позже пользовался безраздельной властью на западе Золотой Орды, но речь об этом пойдет в следующей статье.

Рецензии

Когда араты,то бишь монголы узнали,что у них было великое прошлое,они нашли в Монголии какой-то холм и объявили,что там покоятся все их полководцы.Они его охраняют и не дают вести раскопки.Если бы Чингиз-хана не зарыли бы в степи как собаку,то и он лежал бы под этим холмом.Но вот куда подевалось всё награбленное добро?У эмира Тимура есть сверкающая столица Самарканд,его гробница,а монголы как были бедные степняки-скотоводы,так и остались ими.